Gilbert Beilschmidt, ты мне льстишь х)
Шаг. Левая нога, правая нога. Я пробираюсь через поток плотного несуществующего киселеподобного воздуха, не знаю, зачем. Я просто иду. Просто чтобы существовать, хотя на самом деле я не существую. Я мёртв. Но если я мёртв, почему я ещё мыслю? Тьма вокруг засасывает. Что это? Вакуум, небытие? Как бы то ни было, кажется, оно расходится…
И правда. Кику сначала казалось, что его глаза закрыты, потому что он не видел ничего, ровно как и с открытыми глазами. Но потом тьма начала расступаться, лениво расползаться, как тёмная зимняя ночь уступает место утреннему свету. И Хонда очутился на лугу, залитом солнечным светом. Рядом шумит река, с волнением огибая большие валуны. Хуанхэ, всё такая же полноводная и величественная, она несёт свои воды на восток. Японец прикрыл глаза и вдохнул полной грудью этот знакомый до боли горный воздух, наполненный влагой. Но на этой полянке он был не один.
Почему я вижу это?
Он видит себя. Такого маленького, отрешённого, окружённого родственниками. Вот Корея, такой весёлый, как и обычно, скинув с себя всю одежду, с воинственным воплем прыгает в воду, совершенно не обращая на слова Вана никакого внимания, воспользовавшись тем, что китаец учил Хонду читать древние рукописи. Яо взволнованно подбежал к реке, держа руками полы китайского платья, чтобы удостовериться, всё ли с Йон Су хорошо. И лишь когда весёлая завитушка вынырнула из воды, а следом за ней и всё лицо корейца, Яо пошёл обратно, бубня под нос:
-Ну что за безобразник, ару.
"Похоже, они не видят меня", - Кику подошёл ближе к себе самому, с усмешкой вглядываясь в такие знакомые, но отчасти давно позабытые иероглифы. Он помнит всё, что он прочёл тогда, столетия назад. Им Йон Су подбежал, весь мокрый, он обнял китайца и уставился на пергамент, который японец держал в руках.
-А что вы тут читаете, а?
Дальше Хонда услышал свой собственный голос, ещё тонкий, детский. Но он не расслышал слов. Небо внезапно потемнело, будто солнце кто-то выключил, Жёлтая река взбунтовалась и вышла из берегов, застигая трёх азиатов врасплох, гонимая неведомой силой.
И темнота, опять, будто ничего не было. Хонда висит в темноте, в вакууме, в небытие, а напротив него стоит он. Маленький, широко раскрывший глазки и оглядывающийся.
-Яо?! Йон Су?! Где вы?!– он пытается собраться и казаться серьёзным, самостоятельным, но он всего лишь ребёнок, который потерялся и почти начал паниковать. Он оборачивается. И Хонда видит его.
Человек, не имеющий материального тела. Просто некая тень, границы которой колеблются вокруг положения равновесия. На чёрном теневом лице два кружочка – глаза, рот, наполненный острыми, как у акулы, зубами, растянут в безумной улыбке. На груди болтается крест, очень красивый, вычурный и сделанный из золота, блестящий в свете несуществующего солнца. Кику-младший замер в ужасе, уставя глазки на маньяка.
Нет... Нет, не делай этого! Я не хочу умирать! Я не позволю тебе убить других так же, как и меня!
Уши и сознание заполнили ликующий смех, звук ломающихся костей и утонувший в звоне колоколов вопль отчаяния, сквозь который он слышал такой заботливый, родной голос.
Белое солнце скрыться спешит за гору.
Жёлтой Реки воды в море стремятся.
Чтобы простор бескрайний открылся взору,
Ярусом выше надо ещё подняться...
Тяжело вздохнув, Хонда поморщился и открыл глаза
